Немецкий ас Erich Hartmann

Zaman. · September 12, 2020

Интервью немецкого аса,самого результативного летчика-истребителя Второй мировой войны, Эриха Хартмана. На его счету 352 сбитых самолета. В первой части Хартманн рассказывает о первом сбитом самолете, о боевых товарищах, которые тоже считаются асами люфтваффе, а также о впечатлениях от личной встречи с Гитлером.

Первая часть интервью Эриха Хартмана: «Гитлер сказал мне, что Господь помиловал его» (ABC, Испания)

В 1993 году самый результативный нацистский летчик Второй мировой войны дал необычное интервью.

Исраэль Вьяна (Israel Viana)

Первая часть

Эрих Хартманн десять лет провел в советском ГУЛаге С ним связались и взяли у него интервью, в котором Эрих рассказал обо всех трудных заданиях на службе у фюрера. Ранее он никогда не затрагивал эту тему. Сегодня Эрих Хартманн по-прежнему считается лучшим пилотом-истребителем за всю историю. За время Второй мировой войны ему удалось сбить 352 самолета.

Эрих Хартманн (Erich Hartmann), 1922-1993, по-прежнему считается лучшим пилотом-истребителем в истории, а также самым результативным и грозным из всех летчиков, участвовавших во Второй мировой войне. Он подчинялся приказам Гитлера и всегда сражался на восточном фронте. Его противники дали Эриху прозвище Черный Дьявол. Он поставил невообразимый рекорд: 352 сбитых вражеских самолета. При этом сам он не был сбит ни разу — то есть не только сохранил свою жизнь, но и не потерял ни одной машины боевой авиации из-за вражеского огня. В тех случаях, когда самолеты Хартманна разбивались, а он выбрасывался с парашютом, это происходило из-за механических неполадок, которые в ту эпохи не были редкостью.

Благодаря матери, одной из первых женщин-летчиков в Германии, нацистский пилот научился летать, когда был совсем маленьким. У семьи Хартманн даже был свой планер, который им пришлось продать из-за тяжелого финансового положения. Но когда в 1933 году к власти пришел Гитлер, уроки летного дела стали очень популярными, поэтому Хартманны решили открыть свою школу. В 1936 году 15-летний Эрик уже работал инструктором по управлению планером.

Первое задание на восточном фронте Эрих выполнил в октябре 1942 года, когда ему было 20 лет. Через месяц он сбил первый самолет — советский штурмовик Ил-2. В июле 1943 года во время Курской битвы он сбил семь самолетов всего за один день. К концу года на счету Хартманна было уже 159 побед, а в 1944-м — 172. За это Гитлер лично наградил его Рыцарским орденом Железного креста.

Последний сбитый самолет

На самолете Хартманна, легендарном Мессершмитте Bf 109, были отличительные знаки, благодаря которым советские пилоты всегда его узнавали: черный тюльпан на капоте и сердце, которое пронзает стрела с именем девушки пилота, Урсулы. На самолете была написана цифра один, чтобы все знали, кто возглавляет эскадрилью.

В конце войны, в мае 1945 года, нацистский пилот ослушался приказа отправиться в британский сектор и бросить своих товарищей, чтобы не попасть в плен к Советам.

Эрих решил остаться со своим подразделением и тогда одержал свою последнюю победу: сбил истребитель Як-9, 352-й по счету. Хартманну было всего 24 года, но его рука не дрогнула, когда он отдавал приказ уничтожить 25 самолетов легендарной 52-й истребительной эскадрильи. Так и исчезло самое успешное авиационное подразделение в истории. Затем он сдался американцам, а они, в соответствии с ялтинскими соглашениями, передали пленного Советам.

Десять лет Хартманн провел в ГУЛАГе. В СССР его обвиняли в убийстве 780 мирных жителей в Брянске, расположенном в 380 километрах от Москвы, но не забыли и об уничтожении более 350 советских самолетов. После освобождения он переехал в Федеративную Республику Германию (ФРГ) и возглавил первую истребительную эскадру, образованную после войны. Он занимал этот пост до 1970 года, когда решил уйти в отставку и работать летным инструктором. Этим он и занимался до своей смерти в 1993 году. Но прежде, в возрасте 71 года, старый нацистский пилот дал интервью сайту MiGFlug. В нем он рассказал обо всех заданиях на службе у Гитлера. Он не затрагивал эту тему со времен окончания Второй мировой войны.

— Почему вы стали пилотом?

— По той же причине, что и большинство мальчишек моего возраста в те времена: хотели прославиться как пилоты Первой мировой войны. Кроме того, моя мама была летчиком, и она меня научила. Я получил лицензию в 14 лет и летал очень часто. В 15 лет я уже был инструктором в молодежной организации Гитлерюгенд. Мой брат Альфред, который тоже был пилотом, попал в плен в Тунисе, поэтому мой отец был недоволен тем, что я хотел быть пилотом. Он хотел, чтобы мы пошли по его стопам и стали врачами, но этого не случилось.

— Когда вы присоединились к люфтваффе?

— Военная подготовка началась в октябре 1940 года в Пруссии. В марте 1942 года в Цербсте я закончил обучение и получил звание лейтенанта. Перед началом зимы я прибыл в Россию, а оттуда меня направили в 52-ю истребительную эскадру.

Zaman. · September 12, 2020

— Именно тогда произошло крушение штурмовика «Штука»?

— Я бы не назвал это крушением, потому что самолет даже не поднялся в воздух. Предполагалось, что мы должны были доставить эти штурмовики в Мариуполь, на Украину, но когда я завел самолет, то понял, что у него нет тормозов и что он работал совсем не так, как Мессершмитт Bf 109. Я попытался разогнаться, но врезался в ангар, а другой пилот опрокинул свой штурмовик. В итоге было решено отправить нас в качестве пассажиров на самолете Юнкерс Ю-52. Так было безопаснее и для нас, и для самолетов.

— Именно там вы познакомились с командиром Дитером Храбаком (Dieter Hrabak)?

— Да. С годами мы стали близкими друзьями. Именно он предложил мне дать вам интервью, потому что, похоже, старые пилоты вам доверяют. Дитер был очень понимающим и дисциплинированным командующим. Он научил нас не только летать и сражаться, но и работать в команде, чтобы не погибнуть. Это неоценимый дар.

Он всегда был готов обсудить собственные ошибки, чтобы мы тоже учились на своих ошибках. Именно он назначил моим командиром Хубертуса фон Бонина (Hubertus von Bonin), старого пилота, который сражался в Гражданскую войну в Испании и участвовал в Битве за Британию в начале Второй мировой войны. Первое задание я выполнил 14 октября 1942 года.

— Что произошло?

— Я был ведомым пилота Пауля Россманна (Paule Rossmann). В определенный момент он сообщил мне по радио, что под нами находятся десять вражеских самолетов. Мы летели на высоте 12 тысяч футов. Я ничего не видел, но последовал за Россманном.

Мы начали пикировать и настигли самолеты. Я подумал, что могу одержать первую победу, поэтому ускорился и оставил Россманна, чтобы начать обстрел одного из самолетов. Но у меня ничего не получилось, и я чуть не столкнулся с одним из противников. Мне пришлось срочно выравнивать самолет.

Я оказался в окружении Советов и полетел к облакам, чтобы от них скрыться. Но в тот момент прозвучал сигнал о нехватке топлива, и мотор заглох. Мне пришлось садиться на брюхо, и истребитель был уничтожен. Я знал, что нарушил все правила, которыми должен руководствоваться пилот, и был убежден, что меня выгонят из военно-воздушных сил.

— Что последовало затем?

— Майор фон Бонин приказал мне три дня работать с механиками. У меня было время подумать над тем, как я поступил. То, чему я научился у Россманна, я потом рассказывал новым пилотам, когда сам стал ведущим летчиком.

— Когда вы сбили первый самолет?

— 5 ноября 1942 года. Никогда не забуду. Это был штурмовик Ил-2 с очень толстой броней. Сбить его оказалось очень сложно. Нужно было стрелять в охлаждающую жидкость, находившуюся под мотором. По-другому сбить его было нельзя. В этот же день мне вновь пришлось произвести аварийную посадку, потому что я пролетел через обломки сбитого самолета и они повредили мой истребитель.

— Как вы познакомились с генерал-лейтенантом Гюнтером Раллем (Günther Rall), третьим по числу побед пилотом истребителем люфтваффе за время Второй мировой войны?

— Он заменил майора Хубертуса фон Бонина, поэтому нас и представили. Именно Ралль в августе 1943 года назначил меня командиром 9-го эскадрона.

— Вы летали с еще одним асом люфтваффе Вальтером Крупински (Walter Krupinski)? Каково это было летать с ним?

— Поначалу было трудно, но мы научились работать вместе. В результате мы отлично сработались. Кроме того, он должен был быть уверен, что вернется домой, ведь, когда он выходил из самолета, его постоянно ждали разные девушки. Летая с ним, я получил Рыцарский крест Железного креста. От него я узнал, что худшее, что может произойти с летчиком, — это потеря ведомого.

Ведь победы были не так важны, как выживание. Я потерял всего одного ведомого, Гюнтера Капито (Günther Capito), старого летчика бомбардировщика. Это произошло из-за его нехватки опыта полетов на истребителях. Несмотря на это он выжил.

Zaman. · September 12, 2020

— Сколько воздушных побед вы одержали, прежде чем получить Рыцарский крест Железного креста?

— Всего 148. Я думаю, что мне его вручили немного поздно. Ведь большинство летчиков получали эту награду преодолев рубеж в 50 сбитых самолетов.

— Какой была ваша первая встреча с Крупински?

— Мой новый командир проводил со мной инструктаж, когда прилетел истребитель весь в дыму. Он приземлился, перевернулся и взорвался. Мы были уверены, что пилот погиб. Кто-то сказал: «Это Крупински». И в самом деле, из-за дыма вышел он, в испачканной форме, но без ранений. Он пожаловался на зенитный огонь, под который попал на Кавказе, но на его лице не было никаких эмоций. Так я впервые встретился с «Графом».

[…]

— Кто был вашим лучшим другом в те дни?

— Друзей было много, и большинство из них до сих пор живы, но главный механик Хайнц Мертенс (Heinz Mertens) стал моим лучшим другом. Мы полагались на ведомых, которые прикрывали нас в воздухе, но также и на команду механиков, которые отвечали за исправность самолета. Я бы никогда не добился успеха без упорного труда Мертенса.

— Дружба между вами превратилась в легенду. Как вы до этого дошли?

— Не могу объяснить. Когда меня сбили первый раз и я попал в плен к Советам, мне удалось сбежать. Я бежал в сторону нашей территории, а Мертенс взял винтовку и пошел меня искать. Он не сдавался, пока не нашел меня. Такая преданность возможна только на войне.

— Как вас взяли в плен?

— В августе 1943 года. Наша задача была поддержать бомбардировщики под командованием Ганса Ульриха Руделя (Hans Ulrich Rudel). Но ситуация неожиданно изменилась. Советские воздушные силы бомбили немецкие позиции, чтобы поддержать наступление, поэтому моя эскадрилья, состоящая из восьми самолетов, должна была атаковать врага.

Вблизи мы увидели сорок самолетов Ла-5 и Як-9 и еще сорок штурмовиков, которые бомбили пехоту. Я сбил пару из них, когда почувствовал, что что-то попало в мой самолет. Я совершил аварийную посадку и был взят в плен советскими солдатами. Мне пришлось притвориться, что я ранен, когда они подошли к моему самолету. В итоге они решили отвезти меня в штаб, чтобы там меня осмотрели врачи. Меня положили на носилках в кузов грузовика. Но тут бомбардировщики Руделя начали атаковать, солдаты отвлеклись, и я ударил охранника. Он упал, а я побежал что есть мочи через огромное поле с подсолнухами. За мной побежало несколько солдат, которые в меня стреляли, но мне удалось убежать. Когда стемнело, я дошел до места, которое показалось мне безопасным, и немного поспал. Проснувшись, я пошел на запад и натолкнулся на советский патруль из десяти человек. Я решил последовать за ними на некотором расстоянии. Патруль исчез за небольшим холмом, за которым горел пожар. Я предположил, что это линии немцев, а потом увидел, как патруль поспешно отступает. Я пошел к другой стороне холма, и там меня задержал немецкий часовой, который от испуга выстрелил. Пуля меня не задела, а только разорвала штанину. Так я вышел из плена.

— А что такое «праздник в честь дня рождения» для летчиков?

— Праздник, который организовывался в честь пилота, выжившего в ситуации, в которой он по идее должен был погибнуть. Таких было много.

[…]

— Расскажите, пожалуйста, о церемонии вручения Гитлером Рыцарского ордена Железного креста.

— Все было странно. Например, потому что большинство из тех, кто получал эту награду, были пьяны. Спустя много лет Вальтер Крупински рассказывал, что ему приходилось помогать нам стоять на ногах. Мы выпили много коньяка и шампанского, а это не лучшее сочетание, если вы ничего не ели последние пару дней. Первый, кого мы увидели, был адъютант Гитлера от люфтваффе майор Николаус фон Белов (Nicolaus von Below), который выходил из поезда фюрера.

Он был в шоке от того, в каком состоянии мы находились. Мы с трудом держались на ногах, но Гитлер в любом случае должен был нас принять через пару часов.

— В биографии Вальтера Крупински, написанной Реем Толивером (Ray Toliver) и Тревором Констеблом (Trevor Constable), есть история об инциденте с фуражкой.

— Да. Я не мог найти свою фуражку и решил взять ту, что висела на крючке. Она оказалась мне велика. В этот момент рассерженный фон Белов подошел ко мне, спросил, что я делаю с фуражкой, и сказал, что она принадлежит Гитлеру. Смешно было всем, кроме него. Я даже пошутил насчет большой головы Гитлера, что вызвало еще больший смех.

— Какое впечатление на вас произвел Гитлер?

— Я был немного разочарован, хотя мне показалось, что он был заинтересован в сражениях, которые велись на фронтах, и он был хорошо информирован. Однако он постоянно сосредоточивался на мелких деталях, что вгоняло меня в скуку. Ну, хорошо, что человек интересуется твоей работой, но глубина его знаний не произвела на меня впечатления. Также я заметил, что он мало знает о воздушных сражениях на востоке, потому что его больше волновал западный фронт и бомбардировка крупных городов.

Но больше всего его интересовала война на земле. Гитлер слушал солдат с западного фронта и уверял их, что производится все больше оружия и истребителей, но потом мы узнали, что это неправда. Потом он говорил о подводных лодках и о том, как они нарушат морскую торговлю врага и все в этом роде… Мне он показался одиноким и болезненным человеком.

— Какие были общие настроения среди ваших товарищей? Что они думали о войне?

— Не помню, чтобы кто-то говорил о возможном поражении, но мы точно обсуждали, что погибло очень много летчиков. Также мы говорили о новостях, которые до нас доходили. Например, о том как американские «Мустанги» продвигались вглубь Германии.

Продолжение следует…

Zaman. · September 13, 2020

Гюнтер Ралль (второй слева) после своей 200-й воздушной победы. Второй справа — Вальтер Крупински

Эрих Хартман - немецкий ас, считающийся лучшим летчиком-истребителем в истории. Во второй части своего интервью, данного незадолго до смерти, он рассказывает об окончании Второй мировой. О последней встрече с Гитлером в 1944 году, о последнем боевом вылете, о советском плене и о печально-радостном возвращении домой после 10 лет ГУЛАГа.

Вторая часть интервью летчика-аса Эриха Хартмана: «Гитлер сказал мне, что Господь помиловал его» (ABC, Испания)

В 1993 году самый результативный нацистский летчик Второй мировой войны дал необычное интервью.

Вторая часть

Читайте первую часть

— Какой была атмосфера, когда в 1944 году вас наградили Рыцарским крестом Железного креста с дубовыми листьями и мечами?

— 3 августа 1944 года я вновь встретился с Гитлером на церемонии вручения награды. Всего там было около десяти членов люфтваффе. Гитлер очень изменился. Прошло не так много времени с покушения 20 июля. Его правая рука дрожала, и он казался изможденным. Ему приходилось подносить руку к левому уху, когда кто-то к нему обращался, потому что он наполовину оглох из-за взрыва. Гитлер говорил о трусливой попытке его убить и о смелости своих генералов. Если ему верить, они почти все были героями, за некоторыми исключениями.

Также он заявил, что Господь его помиловал, чтобы он смог спасти Германию от полного разрушения, а еще — что государства Антигитлеровской коалиции рано или поздно будут вынуждены покинуть Европу. Я был очень удивлен всем происходящим, хотелось уйти и встретиться с девушкой. Что я, собственно, и сделал.

— А какой была ваша встреча с Гитлером, когда вы получили Рыцарский орден Железного креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами? Чем эта встреча отличалась от предыдущих?

— Мои товарищи организовали мне праздник перед отъездом, поэтому на следующий день я был так пьян, что еле стоял на ногах. Складывается впечатление, что мы были пьяницами, но это не так. Когда я приехал в «Волчье логово» (Вольфсшанце), один из главных штабов Гитлера во время Второй мировой войны, расположенный в деревне Герлож (Gierloz) в Польше, все очень изменилось. Гитлер уже начал судить и расстреливать тех, кто был причастен к покушению.

Но для него все были подозреваемыми. Чтобы с ним встретиться, необходимо было пройти через три зоны досмотра, при этом никто не мог проносить оружие. Я сказал офицеру СС, чтобы он передал фюреру, что я не стану получать Крест с бриллиантами, если мне не позволят иметь при себе мой «Вальтер». В итоге мне позволили взять пистолет. Я положил его в кобуру и надел фуражку. Когда Гитлер меня увидел, он сказал: «Вот бы нам побольше таких, как вы и Рудель». После этого он вручил мне Крест. Потом мы выпили кофе и он сказал мне: «С военной точки зрения войну мы проиграли».

И добавил, что, скорее всего, я это и так знаю. Затем Гитлер отметил, что, если мы продержимся достаточное количество времени, то западные союзники и Советы начнут воевать друг с другом. Кроме того, он рассказал мне о проблеме партизан и поинтересовался моим мнением по поводу тактики, которую стоит использовать в сражениях против американских и британских бомбардировщиков. Я же сообщил ему о недостатках в обучении пилотов: многие из них были подготовлены совсем плохо и впустую отдавали свои жизни. Это был последний раз, когда я его видел — 25 августа 1944 года.

— Чего вы боялись больше всего во время войны?

— Попасть в плен к советским солдатам, а еще бомбежек в городах, где были наши семьи. Потом я узнал, что Советы прекрасно знали, кто я такой, и что Сталин объявил награду в 10 тысяч рублей за мою голову. Награда постепенно росла, и в итоге вознаграждение за Руделя и меня было самым большим после Гитлера и некоторых других высокопоставленных нацистов. Каждый раз, поднимаясь в воздух, я знал, что кто-то меня ищет. Мне казалось, что на мне есть какая-то метка, и тогда я осознал, что на моем капоте был изображен черный тюльпан. Из-за этого многие противники старались избегать встречи со мной. Поэтому мне нужно было как-то замаскироваться.

— Какими были условия жизни в СССР?

— Что ж, зимой было нелегко. Иногда у нас не было укрытия, в котором можно было бы переночевать, и приходилось спать в палатках. Самой тяжелой проблемой были вши. Бороться с ними было почти бесполезно. Все, что мы могли сделать, — это снять одежду и поднести ее к костру. У нас был ДДТ, так что по возможности мы использовали его. Хуже всего переносились такие заболевания, как пневмония и траншейная стопа, например, среди механиков. Мы всегда волновались из-за еды, в особенности под конец войны.

[…]

— Как вы относились к советским пленным? Страдали ли они от проявлений расизма?

— Вовсе нет. Некоторые среди наших летчиков считали национал-социализм чем-то неправильным. Однажды наш командир Дитрих Храбак объяснял новым пилотам, что если они сражаются за национал-социализм или за Гитлера, то им лучше перевестись в СС. У него не было времени на политику, он сражался на войне против врага. Думаю, что именно из-за такого отношения у Геринга сложилось отрицательное мнение о нем. Ханнес Траутлофт (Hannes Trautloft), Адольф Галланд (Adolf Galland) и большинство старших офицеров люфтваффе были такими же, за некоторыми исключениями. Некоторые советские пленные даже объясняли нам устройство своих самолетов. Мне было жаль этих людей, потому что у некоторых из них не было ненависти к нам и их вынудили пойти на войну.

— Какие сражения запомнились вам больше всего?

— Однажды я вступил в сражение с советским истребителем Як-9, за штурвалом которого был очень хороший летчик. Он пытался пристроиться за мной, затем разворачивался и летел прямо на меня, открывая огонь. Он совершил этот маневр два раза, но потом я начал пикировать и лететь в режиме штопора, оказался сзади советского истребителя и сбил его. Пилот выпрыгнул из самолета и потом попал в плен. Я познакомился с ним, и мы пообщались. Он был очень приятным капитаном. Мы кормили его и даже разрешали ходить по базе, потому что он дал слово, что не сбежит. Он был счастлив и в то же время находился в замешательстве: ведь его командиры сказали ему, что немцы советских пилотов расстреливали сразу же после попадания в плен. Он же, напротив, очень хорошо питался и завел друзей.

Мне нравится думать о том, что он вернулся домой и рассказывал своим товарищам правду о нас, а не ту пропаганду, которая появилась после войны. Еще помню, как летел над долиной и увидел в ней 20 тысяч немецких солдат, погибших в советском окружении. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, эта картина всплывает в моем сознании. Какой ужас! Помню, что плакал, когда летел над ними.

— Как вы побеждали врагов в воздухе?

— Я знал, что если противник начинал стрелять рано, когда дальнобойности его орудий не хватало, чтобы достать вражеский самолет, то это будет легкая победа. Но если пилот приближался и не открывал огонь, чтобы оценить обстановку, я понимал, что имею дело с асом. Поэтому я разработал разные тактики ведения боя в соответствии с различными условиями. Например, всегда поворачивал к пушкам приближающегося врага или резко уходил в отрыв, чтобы заставить противника преследовать меня или отдалиться. Так преимущество всегда было за мной.

Zaman. · September 13, 2020

— Кто-нибудь из нацистского командования сомневался в ваших победах?

— Герман Геринг (Hermann Göring) не верил в то, что в 1941 году мы сбили так много вражеских самолетов. В моем подразделении даже был пилот, Фритц Облессер (Fritz Oblesser), который сомневался в том, что я одержал столько воздушных побед. Поэтому я попросил Ралля сделать его моим ведомым на некоторое время, и вскоре Фритц стал моим ярым защитником и мог подтвердить как свидетель, что я действительно сбил определенное количество самолетов. Потом мы стали друзьями.

— Как вы попали в плен к советским солдатам?

— Это произошло 8 мая 1945 года. Я вылетел 8 часов утра из чехословацкого аэропорта в направлении Брно. Мой ведомый и я увидели восемь истребителей Як под нами. Один из них я сбил, это была моя последняя победа. Другие я решил не атаковать, и мы направились в место, где мы могли скрыться в дыму, поднявшемся из-за бомбежек. Пролетев дым, мы приземлились, а потом нам сообщили, что война закончилась. Хочу отметить, что за время войны я не ослушался ни одного приказа, но когда генерал Ганс Зайдеманн (Hans Seidemann) приказал мне лететь к британскому сектору и сдаваться, чтобы Советы не взяли меня в плен, я решил не бросать своих товарищей.

Я понимал, что все знают, кто я, и что Сталин хотел взять меня в плен, но я все равно не выполнил приказ. Поэтому я направился к американской танковой дивизии, чтобы сдаться, а они уже передали нас Советам. Крупински сказал, что, возможно, все обладатели Рыцарского креста с дубовыми листьями, а тем более с мечами и бриллиантами — что все они будут расстреляны. Я понимал, что он прав, поэтому прежде, чем сдаться, приказал уничтожить наши 25 истребителей.

— Что произошло, когда вы сдались?

— Меня направили в американский лагерь военнопленных, условия в котором были просто ужасными. Восемь дней я не ел, а потом нас перевезли в другое место. Помню, что когда грузовики остановились, нас уже ждали советские войска, которые разделили мужчин и женщин. Именно там произошли самые ужасные вещи, но я не могу о них говорить. Мы видели все своими глазами и американцы это видели, но мы ничего не могли сделать, чтобы это остановить. Мужчины, которые сражались как львы, плакали словно младенцы, видя, как женщин насилуют несколько солдат подряд. А потом некоторых из этих женщин убивали. Помню 12-летнюю девочку, маму которой изнасиловали и убили. Потом и на нее набросилось несколько советских солдат.

Ночью целые семьи кончали жизнь самоубийством. Некоторые пленные убивали жен и дочерей, а потом и сами сводили счеты с жизнью. Знаю, что никто никогда не поверит в эту историю, но это правда. Позднее в это место прибыл советский генерал и приказал прекратить эти жестокости. Он даже расстрелял нескольких солдат, ослушавшихся его приказа.

— Сколько боевых заданий вы выполнили за время войны?

— Около 1456, наверное, но точнее сказать не могу.

— Как вам больше всего нравилось атаковать?

— Уходить с солнца и подходить поближе, потому что бессмысленно ввязываться в «собачью свалку». Нападать внезапно и быстро улетать — такая тактика играла мне на руку, как и многим другим немецким летчикам-асам. Когда нам удавалось сбить командира советской группы истребителей, то остальные пилоты оказывались дезорганизованы и сбить их было довольно легко.

— Вы никогда не получали ранений?

— Нет. Мне очень повезло в отличие от Ралля, Крупински и в особенности Штайнхоффа (Steinhoff), который чуть не сгорел заживо. Однажды меня чуть не убил немецкий часовой, когда я сбежал от советских солдат после крушения самолета. Тогда смерть меня едва не настигла.

— Вас когда-нибудь сбивали?

— Вражеский самолет — ни разу, хотя мне приходилось совершать аварийную посадку 14 раз из-за механических неполадок. Но я никогда не использовал парашют. Ни одному летчику не удалось меня одолеть.

— В 22 года вас наградили Крестом с бриллиантами, и вы стали самым молодым летчиком, удостоившимся этой награды. Вы столкнулись с какими-то проблемами из-за этого?

— Быть капитаном и обладателем Креста с бриллиантами в этом возрасте подразумевало большую ответственность, но я смог с этим справиться благодаря дружбе, которую поддерживал с товарищами. Стать героем не всегда легко, ведь нужно соответствовать ожиданиям. Я бы предпочел просто выполнять свою работу, чтобы никто не знал, кто я. В плену это значительно облегчило бы мне жизнь.

— Что повлияло на ваше освобождение?

— Моя мать написала Сталину и Молотову, прося о моем освобождении, но ответа так и не получила. Тогда она написала канцлеру Конраду Аденауэру (Konrad Adenauer), и он ответил, что занимается этим вопросом. СССР хотел заключить торговое соглашение с Западной Германией, и одним из пунктов этого соглашения было освобождение всех военнопленных. Я знал, что что-то произошло, когда однажды нам разрешили пойти в кино в новой одежде, а не в одежде пленных. Нас посадили в грузовик до Ростова, а там мы сели на поезд до Херлесхаузена (Herleshausen). Оттуда я отправил телеграмму девушке, Урсуле, сообщив, что все закончилось.

— Что было хорошего и плохого в том, что вы вернулись домой в 1955 году?

— Я узнал, что мой сын Петер Эрих и мой отец умерли, пока я был в плену. Мне было тяжело пережить их смерть. Но я помнил, что мама и дорогая Урсула ждут меня, и это давало мне сил выдерживать самые ужасные мучения и голод. Грустный момент был, когда поезд остановился, и мы начали выходить. На станции были сотни мужчин и женщин с фотографиями детей, братьев, мужей и отцов. Они спрашивали приезжающих, видели ли они кого-нибудь из них. Большинство умерли, но родственникам редко об этом сообщали. Это был очень печальный момент.

— Что вы хотели сделать прежде всего по приезду домой?

— Хорошо поесть и принять горячую ванну! Хотя увидеть Урсулу было моим главным желанием. Еще я начал читать все подряд: газеты, книги и журналы. Мне нужна была информация. Десять лет я жил в информационном вакууме, и теперь просто жаждал получать новые знания. Конечно, мы с Урсулой венчались в церкви. Мы долго откладывали нашу свадьбу.

— В честь вашего возвращения устроили какой-то праздник?

— Да, но я отклонил приглашение. Чувствовал, что это неправильно. Нужно было дождаться возвращения всех выживших. Я не мог поверить, что целые районы были перестроены, появились новые машины, а самолеты мирно летали над городами. Люди и одеваться стали по-другому. Все было другим.

— Как вам удалось не возненавидеть советских граждан за то, что вы пережили в плену?

— Этот опыт помог мне осознать, что нельзя ненавидеть целый народ за действия нескольких людей. Ненависть разрушила мое государство, а миллионы людей погибли. Я надеюсь, что большинство людей не ненавидят немцев за то, что сделали нацисты, и не ненавидят американцев, которые были рабовладельцами. Не нужно ненавидеть, потому что ненависть съедает нас заживо. Не будьте предвзятыми, всегда стремитесь найти хороших людей и позвольте им вас удивить.